УЧЕНИЕ
ЭНСОФ
КЕТЕР
Когда один философ принял за основу нового откровения человеческой мудрости такое рассуждение: «Я мыслю, следовательно, я существую», то он несколько изменил, сам того не зная следуя христианскому откровению, древнее понятие о Всевышнем. У Моисея Сущий из сущих говорит: «Я есть тот, кто есть»1. У Декарта человек говорит: «Я есть тот, кто мыслит», но, так как мыслить значит внутренне говорить, то человек Декарта, подобно Богу св. Иоанна Евангелиста, может сказать: «Я есть тот, в ком и через кого проявляется слово». – In principio erat verbum [В начале было слово (глагол)].
Что такое начало? – это основа слова, это – смысл дееслова [глагола]. Сущность дееслова в начале: начало есть то, что есть; ум – это начало, которое говорит.
Что такое свет ума? – это слово. Что такое откровение? – это слово; бытие – это начало, слово – это средство, а полнота или развитие и совершенство бытия – это цель: говорить – это творить.
Но сказать: «Я мыслю, следовательно, я существую» – это заключать от следствия к началу, и недавние возражения, выдвинутые одним великим писателем 2, достаточно доказали философское несовершенство этого метода. «Я есть, следовательно, нечто существует» кажется нам более первоначальной и более простой основой экспериментальной философии.
Я есть, следовательно, есть бытие.
Ego sum qui sum [Я есть кто есть] – вот первое откровение Бога в человеке и человека в мире, и такова же и первая аксиома оккультной философии.
אחיה אשד אחיה
Бытие есть бытие3
Следовательно, эта философия имеет своим началом то, что есть, и ничего ни гипотетического, ни случайного.
Меркурий Трисмегист начинает свой удивительный символ, известный под именем «Изумрудная скрижаль», таким тройным утверждением: «Это правда, это безошибочно точно, это от всякой истинны». Итак, правда, подтверждённая опытом в физике; точность, освобождённая от малейшей примеси ошибки в философии; абсолютная истина, указанная аналогией, в области религии или бесконечного – вот каковы первые необходимые условия истинной науки, которые только одна магия может даровать своим адептам.
Но, прежде всего, кто ты, держащий в руках эту книгу и собирающийся её прочесть?...
На фронтоне храма, посвящённого древними Богу света, читаем эту надпись из двух слов: «Познай себя».
Этот же совет даю и я каждому человеку, желающему приблизиться к знанию.
Магия, которую древние называли sanctum regnum, святым царством, или царством Бога, regnum Dei, предназначена исключительно для царей и жрецов: жрецы ли вы, цари ли вы? Жречество магии – это вам не обывательское священство, и её царству нечего оспаривать у князей мира сего. Цари знания – это жрецы истины и царство их скрыто от толпы, как и их жертвы, и их молитвы. Цари знания – это люди, познавшие истину, и истина сделала их свободными, согласно точному обещанию самого могущественного из посвятителей.
Человек, являющийся рабом своих страстей или предрассудков этого мира, не может стать посвящённым; он не достигнет этого до тех пор, пока не переделает себя; он не сможет быть адептом, ибо слово «адепт» обозначает того, кто возвысился своими волей и делами.
Человек, любящий свои идеи и боящийся их потерять, тот, кто пугается новых истин и не способен скорее усомниться во всём, чем допустить что-нибудь случайно, должен закрыть эту книгу, бесполезную и опасную для него; он неправильно её поймёт и будет смущён ею, но он будет смущён ещё больше, если случайно поймёт её правильно.
Если вы держитесь за что-либо в мире больше чем за разум, истину и правду; если ваша воля нерешительна и колеблется то к добру, то ко злу; если логика вас пугает; если неприкрытая правда колет вам глаза; если вы оскорбляетесь, когда указывают на ваши ошибки, – сразу осудите эту книгу и, не читая её, поступите так, как если бы она вовсе для вас не существовала, но не кричите о ней, как об опасной; секреты, которые она открывает, будут поняты немногими, и те, кто их поймут, не станут раскрывать их. Показать свет ночным птицам значит скрыть его от них, потому что он ослепит их и станет для них темнее тьмы. Итак, я буду говорить ясно, я скажу всё, и я твёрдо уверен, что только одни посвященные или те, кто достойны ими быть, всё прочтут и кое-что поймут.
Есть истинная и есть ложная наука, магия божественная и магия адская, т. е. лживая и тёмная; мы собираемся раскрыть одну и разоблачить другую; мы собираемся отличить мага от колдуна и адепта от шарлатана.
Маг располагает силой, которую знает; колдун же силится злоупотребить той, которую не знает.
Дьявол, если только позволительно употреблять в научной книге это позорное и пошлое слово, так вот, дьявол отдаётся магу, а колдун отдаётся дьяволу.
Маг – это верховный первосвященник природы, колдун же – никто иной как её осквернитель.
Колдун по отношению к магу то же самое что и суеверный и фанатик по отношению к истинно верующему человеку.
Прежде чем идти дальше, точно определим, что такое магия.
Итак, магия – это традиционная наука о секретах природы, дошедшая к нам от магов.
Благодаря этой науке, адепт оказывается наделённым неким относительным всемогуществом и может действовать сверхчеловечески, т.е. таким образом, который выше обычного людского понимания.
Вот почему многим знаменитым адептам, таким как Меркурий Трисмегист, Осирис, Орфей, Аполлоний Тианский и другие, назвать имена которых может быть опасно или неприлично, могли поклонятся и обращаться к ним после их смерти как к богам. Вот почему другие, в зависимости от прилива и отлива общественного мнения, которое по прихоти создаёт успех, сделались приспешниками ада или подозрительными авантюристами, как то: император Юлиан, Апулей, волшебник Мерлин и архиколдун, как называли его в своё время, знаменитый и несчастный Корнелий Агриппа.
Чтобы добраться до sanctum regnum, т.е. до знания и могущества магов, без четырёх вещей никак не обойтись; это – просвещённый изучением ум, ни перед чем не останавливающаяся решимость, ничем несокрушимая воля и молчание, которое ничто не в состоянии нарушить или опьянить.
ЗНАТЬ, РЕШИТЬСЯ, ЖЕЛАТЬ, МОЛЧАТЬ – вот четыре слова мага, начертанные четырьмя символическими формами сфинкса. Эти четыре дееслова могут сочетаться четырьмя способами и четырежды взаимно объясняются.4
На первой странице книги Гермеса адепт изображён покрытым огромной шляпой, которая нахлобучиваясь, позволяет ему спрятать всю голову. Одна его рука поднята к небу, которым он, по-видимому, повелевает своим посохом, а другая рука сложена на груди; перед ним главные символы, или инструменты, науки, а остальные он прячет в дорожной сумке. Его тело и руки образуют букву «алеф», первую букву алфавита, который евреи позаимствовали у египтян; позже мы ещё вернёмся к этому символу.
Поистине, маг – это тот, кого еврейские каббалисты называют микропрозопом, т.е. творцом малого мира. Подобно тому, как первое магическое знание есть познание самого себя, так и первое дело знания, заключающее в себе все другие и являющееся началом великого дела, есть творение самого себя; это слово требует объяснения.
Так как верховный разум является единственным неизменным началом и, следовательно, нетленным, поскольку изменение есть то, что мы называем смертью, то и ум, сильно прилепляющийся и некоторым образом отождествляющийся с этим началом, делается, тем самым, неизменным и, следовательно, бессмертным. Понятно, что для того, чтобы неизменно прилепиться к разуму, необходимо стать независимым от всех сил, которые посредством фатального и неизбежного движения производят чередования жизни и смерти. Уметь страдать, воздерживаться и умирать – вот каковы первые секреты, которые ставят нас выше страданий, чувственных похотей и страха небытия. Человек, который ищет и находит славную смерть, верит в бессмертие, и всё человечество верит в него, с ним, и в него, ведь оно воздвигает ему алтари или памятники в знак бессмертной жизни.
Человек становится царём животных, только укрощая или приручая их; иначе он будет их жертвой или рабом. Животные – это изображения наших страстей, это – инстинктивные силы природы.
Мир – это поле боя, которое свобода отвоёвывает у силы инерции, противопоставляя ей деятельную силу. Физические законы – это жернова, в которых ты будешь зерном, если не сумеешь стать мельником.
Ты призван быть царём воздуха, воды, земли и огня; но, чтобы повелевать этими четырьмя символическими животными5, надо их победить и поработить.
Тот, кто стремится стать мудрецом и разгадать великую загадку природы, тот должен сделаться наследником и расхитителем сфинкса; он должен иметь его человеческую голову, чтобы владеть словом, крылья орла, чтобы завоёвывать высоты, бока вола [тельца], чтобы пахать глубины, и когти льва, чтобы расчищать себе место справа и слева, спереди и сзади.
Ты, желающий быть посвящённым, учён ли ты как Фауст? Бесстрастен ли ты как Иов? – Нет, не правда ли? Но ты можешь стать таким, если пожелаешь. Победил ли ты вихри смутных мыслей? Решителен ли ты, и без прихотей? Принимаешь ли ты удовольствие, только когда желаешь его, и желаешь ли ты его, только когда должен его желать? – Нет, не правда ли? Во всяком случае, не всегда? Но это может быть так, если ты этого пожелаешь.
У сфинкса не только голова человека, у него также женские груди; можешь ли ты противостоять женским прелестям? – Нет, не правда ли? И теперь, отвечая, ты смеёшься и ты хвастаешься своей духовной слабостью, чтобы прославить в себе жизненную и материальную силу. Пусть будет так, я позволяю тебе воздать эту почесть ослу Стерна или Апулея; что осёл имеет свои достоинства – я не спорю, он был посвящён Приапу, подобно тому, как козёл – богу Мендеса. Но оставим его тем, чем он есть и постараемся узнать только одно: твой ли он господин или ты можешь стать его. Только тот может по-настоящему насладиться любовью, кто победил любовь к наслаждению. Мочь и воздерживаться – это мочь вдвойне. Женщина порабощает тебя твоими желаниями: будь господином своих желаний и ты поработишь женщину.
Величайшее оскорбление, которое можно нанести человеку, это – назвать его трусом. Но что же такое трус?
Трус – это тот, кто пренебрегает своим духовным достоинством, чтобы слепо подчиниться инстинктам природы.
Действительно, в присутствии опасности естественно испугаться и пытаться убежать; почему же это считается позорным? – А потому, что честь – это закон, предписывающий предпочитать наш долг нашим влечениям или нашим страхам. Так что же такое честь с этой точки зрения? – это универсальное предчувствие бессмертия и уважение к средствам, могущим к нему привести. Последняя победа, которую человек может одержать над смертью, это – восторжествовать над жаждой жизни, но не вследствие отчаяния, а благодаря более высокой надежде, состоящей в вере во всё прекрасное и честное, по общему согласию всего мира.
Учиться побеждать себя – это учиться жить, и строгости стоицизма не были пустым чванством своей свободой!
Уступать силам природы – это следовать потоку коллективной жизни, это – быть рабом второпричин.
Сопротивляться природе и укрощать её – это создавать себе личную и нетленную жизнь, это – освобождаться от превратностей жизни и смерти.
Всякий человек, который готов скорее умереть, чем отречься от истины и правды, поистине жив, ибо он бессмертен в своей душе.
Все древние посвящения имели своей целью поиск или образование таких людей.
Пифагор заставлял своих учеников упражняться в молчании и всевозможных воздержаниях; в Египте поступающих испытывали четырьмя стихиями; и мы знаем, каким чудовищным жестокостям подвергают себя факиры и брахманы, желающие достигнуть царства свободной воли и божественной независимости.
Всевозможные умерщвления плоти аскетизма заимствованы у посвящений древних мистерий, и прекратились они потому, что способные быть посвящёнными не находили себе посвятителей, и руководители совести со временем стали столь же невежественны, как и обыватели; тогда слепым было предоставлено следовать за слепыми, и никто больше не хотел подвергаться испытаниям, которые приводили только к сомнению и отчаянию: – путь к свету был потерян.
Чтобы что-нибудь сделать, нужно знать то, что хочешь сделать или, по крайней мере, верить кому-нибудь, кто это знает. Но как могу я рисковать своей жизнью наобум и слепо следовать за тем, кто сам не знает, куда он идёт?
На путь высших наук не следует вступать безрассудно, но, если уж начал идти, то нужно дойти или погибнуть. Сомнение здесь приведёт к безумию; остановка – к падению; неверный шаг – к падению в пропасть.
Итак, ты, начавший читать эту книгу, если ты её понимаешь и если ты хочешь прочесть её до конца, то она сделает тебя владыкой или безумцем. Делай с этой книгой всё, что пожелаешь, но ты не сможешь ни презреть, ни забыть её. Если ты чист, то эта книга будет для тебя светом; если ты силён – она будет твоим оружием; если ты свят – она будет твоей религией; если ты мудр – она упорядочит твою мудрость.
Но если ты зол, то эта книга будет для тебя адским факелом; она вскроет твою грудь, распоров её как кинжалом; она останется в твоей памяти угрызением совести; она наполнит химерами твоё воображение, и через безумие приведёт тебя к отчаянию. Ты захочешь над нею смеяться, но сможешь только скрежетать зубами, ибо книга эта для тебя будет подобна тому точильному камню из басни, который пыталась сгрызть змея, и который сточил ей все зубы.
Начнём теперь серию посвящений.
Я сказал, что откровение – это дееслово. Действительно, дееслово, или слово, – это покров бытия и отличительный признак жизни. Всякая форма – это покров дееслова, потому что идея, мать дееслова, – это единственный смысл существования форм. Всякая фигура есть знак, всякий знак принадлежит и возвращается к дееслову. Вот почему древние мудрецы, устами Трисмегиста, следующим образом формулировали свой единственный догмат:
То, что вверху, как то, что внизу, и то, что внизу, как то, что вверху.
Другими словами, форма пропорциональна идее, тень – мера тела, вычисленная с учётом светового луча. Ножны глубоки настолько, насколько длинен нож; отрицание пропорционально противоположному утверждению; созидание равно разрушению в движении, сохраняющем жизнь, и нет в бесконечном пространстве такой точки, которая не могла бы быть центром круга, окружность которого увеличивается и бесконечно отступает в пространство.
Следовательно, каждая индивидуальность бесконечно совершенствуется, так как духовный мир аналогичен физическому, и так как невозможно представить себе точки, которая не могла бы расшириться, увеличиться и отбросить лучи в философски бесконечный круг.
То, что можно сказать о всей душе, то же до́лжно сказать и о каждой отдельной способности души.
Ведение и воля человека являются универсальными орудиями огромной мощности.
Но мало кто знает, что ведение и воля имеют своим помощником и орудием одну способность, способность, всемогущество которой принадлежит исключительно области магии: я говорю о воображении, которое каббалисты называют диафаном [diaphane, прозрачным] или транслюцидом [translucide, просвечивающимся].
Действительно, воображение – это как бы око души, и это в нём рисуются и сохраняются образы, это в нём мы видим отражения невидимого мира; оно – зеркало видений и орудие магической жизни; это им мы исцеляем болезни, влияем на времена года, удаляем смерть от живых и воскрешаем мёртвых, ибо это оно возносит волю и даёт ей власть над универсальным действующим началом.
Воображение задаёт образ ребёнка во чреве матери и определяет судьбу человеку; оно даёт крылья заразе и направляет оружие на войне. «Находитесь ли вы в опасности во время боя? – считайте себя неуязвимым как Ахилл, и вы будете им», – сказал Парацельс. Страх притягивает пули, а храбрость заставляет даже пушечные ядра изменять свой путь. Известно, что люди с ампутированными конечностями часто жалуются на боль в членах, которых у них уже нет. Парацельс оперировал над полученной кровопусканием кровью, добавляя в неё лекарства; он исцелял на расстоянии головные боли, оперируя над состриженными волосами; он значительно опередил, благодаря знанию единства в воображении и единства целого и частей, все теории или, скорее, все опыты наших самых знаменитых магнетизёров [гипнотизёров]. Поэтому его лечения были чудесными, и он заслужил того, чтобы к его имени Филиппа Теофраста Бомбаста было добавлено прозвище Ауреола Парацельса, с прибавкой эпитета божественный!
Воображение – это орудие адаптации дееслова.
Воображение, приложенное к разуму – это гений.
Разум – один, как и гений один во множестве своих дел.
Есть одно начало, есть одна истина, есть один разум, есть одна абсолютная и универсальная философия.
Всё что существует, существует в единстве, рассматриваемом как начало, и возвращается к единству, как к концу.
Одно в одном, т.е. всё во всём.
Единица – это начало чисел, это также начало движения и, следовательно, жизни.
Всё человеческое тело так сказать содержится в единстве одного органа, которым является мозг.
Все религии содержатся в единстве единого догмата, которым является утверждение бытия и его равенства самому себе, что устанавливает его математическое значение.
Есть лишь один догмат в магии, и вот он: видимое является проявлением невидимого или, другими словами, совершенное дееслово, в вещах ощутимых и видимых, прямо пропорционально вещам неощутимым для наших чувств и невидимым для наших глаз.
Маг поднимает одну руку к небу и опускает другую к земле, и говорит: «Вверху бездна! Внизу тоже бездна; бездна равна бездне». Это истинно как в вещах видимых, так и в невидимых.
Первая буква азбуки святого языка, Алеф א, представляет человека, подымающего одну руку к небу и опускающего другую к земле.
Это есть выражение активного начала всякой вещи, это есть творение на небе, соответствующее всемогуществу дееслова здесь, внизу. Эта буква сама по себе уже есть пантакль, т.е. знак, выражающий универсальное знание.
Буква א может заменить священные знаки макрокосма и микрокосма, она объясняет масонский двойной треугольник и блестящую пятиконечную звезду, ибо дееслово одно, и откровение одно. Бог, дав человеку разум, дал ему и слово; и откровение, многочисленное в своих формах, но единое в своём начале, всецело заключается в универсальном дееслове, выразителе абсолютного разума [смысла].
Это-то и обозначает столь плохо понятное слово «католицизм», которое на современном священном языке обозначает «непогрешимость».
Универсальное в разуме – это абсолют, а абсолют – это непогрешимость.
Если абсолютный разум неизбежно ведёт всё общество к вере в слово ребёнка, то этот ребёнок будет непогрешимым перед Богом и всем человечеством.
Вера есть не что иное, как разумная уверенность в этом единстве разума и в этой универсальности дееслова.
Верить – это соглашаться с тем, чего ещё не знают, но с тем, о чём заверяет нас разум, как об известном или, по крайней мере, как о том, что станет когда-то известным.
Итак, нелепо выглядят так называемые философы, которые говорят: «Я не поверю тому, чего я не знаю».
Бедные люди! Да если бы вы знали, разве вам нужно было бы верить?
Но могу ли я верить на авось и без разума? – Конечно, нет! Слепая и гадательная вера – это суеверие и безумие. Нужно верить в причины, признать существование которых заставляет нас разум на основании известных и рассмотренных в свете знания свидетельств.
Знание! Великое слово и великий вопрос!
Что такое знание?
На этот вопрос мы ответим во второй главе этой книги.
1. Я есмь Сущий (Исход 3:14). На фр. понятие сущий и бытие выражаются одним словом. – прим. И.Х.
2. Lamennais. – прим. Э.Л. / Ламеннэ (Félicité-Robert Lamennais; 1782—1854) — аббат, знаменитый французский писатель
3. Я есмь Сущий (Исход 3:14). – прим. И.Х.
4. См. карты Таро. – прим. Э.Л.
5. Так в тексте. Очевидно опечатка, надо читать стихии. – прим. И.Х.